В минувшую субботу присутствовал в качестве зрителя на ежегодном концерте студии "Слово", клуба "Рождество", который в этом году был посвящен столетию со дня начала Второй Отечественной. Дети читали замечательные стихи, читали хорошо было очень приятно слушать.
Среди прочих прозвучало и стихотворение Арсения Несмелова "Суворовское знамя"
Отступать! -- и замолчали пушки,
Барабанщик-пулемет умолк.
За черту пылавшей деревушки
Отошел Фанагорийский полк.
В это утро перебило лучших
Офицеров. Командир сражен.
И совсем молоденький поручик
Наш, четвертый, принял батальон.
А при батальоне было знамя,
И молил поручик в грозный час,
Чтобы Небо сжалилось над нами,
Чтобы Бог святыню нашу спас.
Но уж слева дрогнули и справа, --
Враг наваливался, как медведь,
И защите знамени -- со славой
Оставалось только умереть.
И тогда, -- клянусь, немало взоров
Тот навек запечатлело миг, --
Сам генералиссимус Суворов
У святого знамени возник.
Был он худ, был с пудреной косицей,
Со звездою был его мундир.
Крикнул он: "За мной, фанагорийцы!
С Богом, батальонный командир!"
И обжег приказ его, как лава,
Все сердца: святая тень зовет!
Мчались слева, набегали справа,
Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед!
Ярости удара штыкового
Враг не снес; мы ураганно шли,
Только командира молодого
Мертвым мы в деревню принесли...
И у гроба -- это вспомнит каждый
Летописец жизни фронтовой, --
Сам Суворов плакал: ночью дважды
Часовые видели его.
Знамена Фанагорийского полка
Почему-то вспомнилось советское стихотворение, с аналогичным сюжетом:
Кругом война, а этот маленький...
Над ним смеялись все врачи -
Куда такой годится маленький,
Ну, разве только в трубачи?
А что ему? - Все нипочем:
Ну, трубачом, так трубачом!
Как хорошо, не надо кланяться -
Свистят все пули над тобой.
Везде пройдет, но не расстанется
С своей начищенной трубой.
А почему? Да потому,
Что так положено ему.
Но как-то раз в дожди осенние
В чужой стране, в чужом краю
Полк оказался в окружении,
И командир погиб в бою.
Ну, как же быть? Ах, как же быть?
Ну, что, трубач, тебе трубить?
И встал трубач в дыму и пламени,
К губам трубу свою прижал -
И за трубой весь полк израненный
Запел "Интернационал".
И полк пошел за трубачом -
Обыкновенным трубачом.
Солдат, солдат, нам не положено,
Но, верно, что там - плачь, не плачь -
В чужой степи, в траве некошеной
Остался маленький трубач.
А он, ведь он - все дело в чем! -
Был настоящим трубачом.
Написано оно спустя полвека, человеком, на войне никогда не бывавшем, в стиле любви романтиков 60-х годов к комиссарам в пыльным шлемах и прочих красных командирах с шашкой наголо и лишь холод в груди...
Первое стихотворение - предельно конкретно, автор создает ощущение достоверности - указывает полк, чин офицера, принявшего команду, его должность и т.д. Сюжет здесь тоже завершен - батальон прорвался и спас полковую святыню. Погибшего командира солдаты вынесли с поля боя, и похоронили с почестями.
(георгиевские кавалеры Фанагорийского гренадерского полка).
Понятен и смысл - святыни прошлого - не мертвый груз. Они помогут и под суворовским знаменем даже молодой поручик сотворит чудеса.
А советское стихотворение о другом. Тут нет ничего конкретного - некий полк, в некой "чужой стране", в "чужом краю" - т.е. не на защите Отечества, а ходе битвы за мировую революцию, после гибели командира запаниковал, и только некий трубач малый ростом не потерял присутствия духа.
Но сюжет не окончен. Мы не знаем что случилась с певунами после исполнения Интернационала - прорвались ли из окружения, или там же все и полегли, но не просто так, а с музыкой.
А вот трубача-героя остальные бойцы бросили, он остался в чужой степи в траве некошеной. А героям песни это в общем-то все-равно - "и верно, что тут плачь не плачь". Им плакать не положено. Не Суворовы, чай.... Трубачом больше, трубачом меньше... за мировую революцию! Не надо, товарищ, о павших тужить....
Сюжет один, а насколько разно отразился в русской и советской культуре. И говорите потом о "неразрывности истории".
А.